Всем привет!

Как и обещал, отвечаю на вопросы, которые вы прислали. В первую очередь извинюсь за то, что не смогу ответить на все-все-все вопросы. Некоторые из них настолько емкие, что ответ на них предполагает целое сочинение, а на некоторые вопросы я отвечаю с завидным постоянством.

Вопросов было много, поэтому решил разбить интервью на две части. 

Вообще, отвечать на десятки вопросов, которые никак не связаны между собой, странно. Словно ведешь сеанс одновременной болтовни с парой десятков человек. Но надеюсь, что у меня получится собрать ваши вопросы в некую логичную цепочку и читать это будет интересно.

Начну, пожалуй, с самых емких. 

— Понятие «фестиваль» у всех ассоциируется, прежде всего, с праздником, собирающим в одном месте большое количество людей, которых объединяют общие интересы, увлечения, достижения, идеи и стремления. Каких результатов вы изначально ждали, когда задумывался первый фестиваль «Дикая Мята»? Какая была основная идея создания «Дикой Мяты»? И как менялся список задач, когда фестиваль рос?

— До того, как родилась «Дикая Мята», у меня был опыт работы с другими фестивалями. Опыт был разный: и позитивный, и негативный – но лично для меня все эти проекты объединяло то, что я, как один из нанятых менеджеров, не имел возможности полностью контролировать процесс. Там были свои владельцы, свои финансовые взаимоотношения, свои приоритеты. Я благодарен этому периоду: я получил опыт, который определил мою жизнь. Но как только я понял, что хочу связать судьбу с фестивалями, участие в «чужих» проектах потеряло всякий смысл.

Для меня понятие «фестиваль» – культурологическое, и растрачивать отпущенное время на события, в рамках которых я не могу на 100% контролировать содержательную часть, мне показалось бессмысленным. Потому слоган фестиваля «три дня музыки, любви и свободы» для меня имеет свой смысл: музыка, свобода ее выбора (так как нет СМИ, радио, ТВ или спонсора, который может – в своих интересах – определять, какой музыке звучать на «Дикой Мяте») и любовь, которая объединяет музыку, зрителей и создателей фестиваля.

Теперь развитие «Дикой Мяты» отчасти напоминает развитие ИИ (искусственного интеллекта) – мы просто действуем по правилам, которые сами себе задали. С каждым годом растет финансовая емкость фестиваля, но мы не растаскиваем полученное по карманам, а постоянно вкладываемся в развитие. Если раньше все наши активы составляли три человека, три стула, стол и два компьютера, то теперь это большой офис, команда менеджеров, огромный технический штат, который включается в работу за три месяца до фестиваля.

Список задач постоянно растет. Это как бесконечный поезд: только разгрузил один вагон, выкатывается следующий. Есть сверхзадача – создать фестиваль, где зрителям будет так комфортно, что вопросы быта не будут отвлекать от содержания. Планы касаются и аудитории – хочется собирать зрителей, которые живут в определенном культурологическом контексте. Атмосфера формируется зрителями, и когда они на одной волне, то на фестивале приятно находиться.

Есть задача расти, так как нам хочется иметь финансовую возможность приглашать артистов любой величины. Сейчас, в 2019 году, мы имеем возможность работать с любыми российскими артистами, но мировые звезды, чьи гонорары начинаются от полумиллиона долларов, нам просто не по карману. И выбор тут простой: или делать фестиваль значительно дороже (чего очень не хочется, так как сам дух «Дикой Мяты» не предполагает сегментирования зрителей не в музыкальной, а в финансовой плоскости), или увеличивать количество зрителей, но для этого нужно новое поле. Надеюсь, мы в обозримом будущем решим и эту задачу.

— Существует ли четкий план задач и сроков, когда вы начинаете планировать новый фестиваль? Что лежит в основе? Или каждый год подход меняется?

— Десять лет назад этого не было, да и быть не могло. Но сейчас мы погружены в графики и таблицы. За два месяца до фестиваля появляется график строительства, расписанный по дням. До этого собираются таблицы точек подключения, до этого – таблицы перелетов, проживания музыкантов и персонала, еще раньше – таблицы платежей, графики рекламной кампании, еще раньше – таблицы согласований. По факту работа над фестивалем 2019 года начинается через три недели после окончания фестиваля 2018 года. Каждый год список графиков и таблиц растет. Мне вспоминается сцена из фильма «Свой среди чужих, чужой среди своих», где герой Шакурова разбрасывает бумаги, завалившие его стол, с криком: «Закопали боевого комиссара!!! Вот она, моя бумажная могила!»

— Какую задумку вам бы хотелось осуществить касаемо организации фестиваля или внутреннего функционирования? Почему до сих пор вы ее не осуществили?

— Таких задач много, и список только растет. Что-то зависит от финансовой емкости фестиваля, что-то – от территории проведения. Сейчас мы понимаем, что нам нужна собственная земля под «Дикую Мяту», потому что мы тратим безумное количество денег на инфраструктурные решения, которые живут всего четыре дня. Это столбы освещения, ограждения, водопровод, сточные колодцы и т.д. Всё это каждый год создается с нуля, а хочется наращивать и улучшать все эти позиции год за годом. Поэтому главная задумка – собственная земля.

— Кто вы для своей команды? Как вы себя позиционируете? Строгий босс или свой парень? Под словом «команда» я подразумеваю вообще весь персонал фестиваля, а не только пять-шесть человек основного состава.

— Вопрос очень сложный, у меня постоянное ощущение раздвоения личности. С одной стороны, для меня органично быть «своим парнем», с другой – растущему фестивалю нужен продюсер, который умеет не только ставить задачи, но и требовать их выполнения, а это всегда зона конфликта. Но все начинается с требований к себе, еще десять лет назад я был совсем другим человеком. Если раньше весомая часть творческих процессов осуществлялась в ирландском пабе, то сейчас я и не помню, где лежит моя карточка постоянного гостя.

— Что конкретно вы контролируете лично? А что отдаете контролировать своим подчиненным? Может ли быть у фестиваля два равноправных продюсера? Или должен быть один? За кем последнее решающее слово?

— Начну с конца: у фестиваля не может быть двух продюсеров, как не может быть двух президентов в стране или двух генеральных директоров у завода. Всегда за кем-то должно быть решающее слово, в конечном счете это вопрос ответственности – как за провалы, так и за успехи.

За всю историю фестиваля сформировался надежный костяк менеджеров, в работу которых я практически не погружаюсь, так как полностью доверяю. Есть исполнительный директор фестиваля Лариса Решетникова, которая, кстати, начала у нас работать как волонтер первого фестиваля, и она отвечает за взаимоотношения с музыкантами, а это и контракты, и выполнение райдеров, и контроль логистики. Есть Адриан Хмельницкий, который присоединился к команде чуть позже, и на нем финансовая безопасность как фестиваля, так и «J Group» в целом. Без этих людей я вообще не представляю себе фестиваль. Есть Галина Метельская, которая курирует вопросы, связанные с западными артистами, она мотается по разным странам с тем, чтобы не пропустить новых интересных музыкантов. В работу этих менеджеров я практически не лезу. И это не кредит доверия – это четкое понимание, что они не подведут.

У нас прекрасно работает отдел по работе со спонсорами, которым рулит Ира Словохотина. Я принимаю участие в жизни этого отдела только на уровне креативной работы по интеграции того или иного партнера в фестиваль. Ну, иногда езжу на встречи с ключевыми партнерами, да и то в качестве «свадебного генерала». Сам я такие поездки не люблю, потому что, с одной стороны, у меня вообще нет ничего в гардеробе для встреч на высоком уровне, а во-вторых, я не всегда умею держаться в рамках принятого политеса. Ровно поэтому я избегаю светских мероприятий, на которых «решаются вопросы».

А вот во всё, что связано с творческой реализацией, я залезаю по самые уши. Мне кажется, рано или поздно меня прибьют дизайнеры фестиваля Володя Цветков и Дина Захаркина, так как я вгрызаюсь даже с самую мелкую картинку, связанную с фестивалем. И тут не спасет даже тот факт, что Володя и есть один из трех основателей фестиваля. Еще один основатель – Юра Рябушко, который отвечает за видеоконтент. Там тоже споров море. Если опубликовать наши переписки (а он живет за городом с женой и детьми), то их объем будет равен роману «Война и мир».

— Кто самый безбашенный участник команды «J Group» и почему?

— Это точно финансовый директор фестиваля Адриан Хмельницкий. В нем намного больше рок-н-ролла, чем во мне. Он из тех, кого не пугают новые проекты, новые вызовы, он умеет мечтать, а параллельно с этим он может и делать. А уж отправиться с ним в алкотрип – это «Страх и ненависть в Лас-Вегасе». Я жалею лишь о том, что бесконечная череда дел и семейных забот не позволяют нам делать это в прежнем режиме.

— В этом году прошла информация, что «Дикая Мята 2020» будет проходить на другом поле. Вы действительно планируете смену места проведения фестиваля? Расскажите, какие плюсы и минусы переезда на новое поле? Что нового ждать посетителям фестиваля, все-таки старое поле уже обжитое и привычное?

— Это правда, мы действительно планируем провести фестиваль в 2020 году на новом поле. Причин переезда много. Сейчас мы проводим фестиваль на земле, которая нам не принадлежит, и потому все инфраструктурные решения фестиваля – «времянки». Каждый год перед фестивалем разворачивается стройка, а сразу после фестиваля – демонтаж. Мы сжигаем колоссальное количество денег, которые могли бы потратить на программу фестиваля. 

Второе: нынешняя площадка достигла своего предела, на ней развитие фестиваля невозможно. Мы понимаем, что 20 тысяч зрителей – это предельный порог посещаемости согласно требованиям, которые мы предъявляем сами себе. Конечно, на этом поле можно разместить и 25, и 30 тысяч зрителей, но в этом случае в кемпинге пропадут улицы, в случае ЧП пожарные машины не смогут быстро подъехать к нужной палатке, пропадет навигация, зрители будут жить друг у друга на головах, из зоны парковки невозможно будет комфортно выехать и т.д. Всё это, на наш взгляд, недопустимо.

Переезд для нас – задача трудная, но выполнимая. В мае 2019 года мы начнем готовить новое поле к 2020 году, там огромный потенциал развития, и если в 2020 году зрителей ждет обычное для фестивалей ровное поле, которое, правда, на 15 га больше нынешнего, то уже к 2025 году мы планируем еще расшириться – за счет соседней земли с более сложным и более интересным ландшафтом. Это позволит нам развиваться не только с точки зрения увеличение площади, но и с точки зрения направления ленд-арт.

— «Дикая Мята» поражает своей инфраструктурой. Всё сделано для удобства посетителей. Мне очень хочется узнать: посещаете ли вы зарубежные фестивали и какой опыт вы оттуда перенимаете?

— Вы знаете, парадокс, но чаще мы действуем от обратного. Неважно, какой фестиваль мы посещаем – российский или зарубежный. Мы просто видим, чего нам там остро не хватало, и добавляем нехватающих опций у себя. Я нарочно сделал акцент на том, что пока мы решаем «острые» вопросы. «Дикая Мята», по мировым меркам, юный фестиваль, который только начал свою историю, мы далеко не всё себе можем позволить. Как я и говорил, за нами нет инвесторов, у нас лояльные цены и потенциальную прибыль мы тратим на организацию комфорта. Поэтому, конечно, пока мы не можем себе позволить выстроить, например, огромное колесо обозрения или открыть шатер «Цирка Дю Солей», но со временем будет и это.

— Есть такое мнение, что «Дикая Мята 2018» чем-то стала смахивать на «Нашествие». (Это не мое мнение, взяла из комментариев к постам в группе в контакте.) Как вы относитесь к тому, что «Дикую Мяту» сравнивают с «Нашествием»?

— В России есть три крупных опен-эйра: «Нашествие», «Дикая Мята» и «Alfa Future People». В любом случае сравнения неизбежны. Для нас это скорее показатель роста. Еще пять лет назад сравнение «Нашествия» и «Дикой Мяты» было из разряда сравнения «КамАЗа» и велосипеда. Сейчас мы находимся на одном поле, и для нас это скорее предмет гордости, так как из этой тройки «Дикая Мята» – единственный независимый фестиваль. За нами не стоит ни банк, ни радиостанции, ни министерство обороны, ни журналы, ни олигархи. Мы хрестоматийный пример того, как можно самостоятельно реализовать мечту.

Но кроме количественных показателей, где, вне всякого сомнения, лидерство за «Нашествием», сравнивать нас я поводов не вижу. У нас совершенно другая аудитория, круг интересов которой мало пересекается с «нашественской», иная атмосфера на фестивале. Я думаю, что подобные сравнения возникают, когда в нашем лайн-апе появляются музыканты, которые выступали на «Нашествии». Но мы – фестиваль, не ориентированный на определенный жанр, мы стараемся вбирать в себя всё лучшее, в том числе и из музыки, которая звучит на «Нашем Радио». Я вообще с теплом отношусь к этой радиостанции, я долгое время там работал. У меня там работают друзья, а в эфире можно услышать замечательных артистов, которых мы периодически приглашаем к нам. Я уверен, что если рядом с Milky Chance и Sinead O'Connor будет звучать «Аквариум» и 5`nizza – «Дикая Мята» «Нашествием» не станет, это скорее похоже на опыт фестивалей Sziget и Coachella, если говорить о форматах.

— И хотелось бы услышать ваше мнение по такому щекотливому вопросу, как контроль проноса алкоголя на поле.

— Это не щекотливый вопрос, это рабочий вопрос. Я прекрасно понимаю, что история развития российских фестивалей предполагает пронос «бухла» и в этом процессе даже заложена некая лихость. Но мне кажется, это скорее рудиментарный признак. На «Дикой Мяте» есть возможность за три дня увидеть сотню интереснейших концертов, а мест, где основная фишка нажраться и валяться на земле, и без нас достаточно. Поэтому – да, мы будем работать над тем, чтобы пронос был крайне затруднен.

                                   Генеральный продюсер фестиваля «Дикая Мята», Андрей Клюкин.